Какую же гадость Вы право постите, господа...
Она раскрасила губы огнем карминным, чтоб стать, как все, чтоб быть - под одну гребенку.
Она отвыкла, чтобы ее кормили, она выбирает ежиков в "Детском мире" - и продавщицы спрашивают "ребенку"?
Ее цвета - оранжевый с темно-синим, она сейчас тоскует, но тем не менее она умеет выглядеть очень сильной.
Она давно не казалась такой красивой - чтоб все вокруг шарахались в онеменьи.
Не то чтоб она болеет - такое редко, ну, раз в полгода - да и слегка, негромко.
А вот сейчас - какие ни ешь таблетки, в какие ни закутывайся жилетки - царапается, рвет коготками бронхи.
Она обживает дом, устелив носками всю комнату и чуточку в коридоре.
Она его выкашливает кусками, она купила шкафчик и новый сканер, и думает, что хватит на наладонник.
Ее любимый свитер давно постиран, она такая милая и смешная,
она грызет ментоловые пастилки, она боится - как она отпустила - вот так, спокойно, крылышек не сминая.
Она не знает, что с ним могло случиться, кого еще слова его доконали.
Но помнит то, что он не любил лечиться, и сладкой резью - родинку под ключицей и что он спит всегда по диагонали.
Она подругам пишет - ты, мол, крепись, но немного нарочитым, нечестным тоном,
разбрасывает по дому чужие письма, и держится, и даже почти не киснет, и так случайно плачет у монитора.
Она совсем замотанная делами, она б хотела видеть вокруг людей,
но время по затылку - широкой дланью, на ней висят отчеты и два дедлайна, и поискать подарок на день рожденья.
Она полощет горло раствором борной, но холодно и нет никого под боком.
Она притвориться может почти любою, она привыкла Бога считать любовью. А вот любовь почти что отвыкла - Богом.
Всё думает, что пора поменять системку, хранит - на крайний случай - бутылку водки.
И слушает Аквариум и Хвостенко. И засыпает - больно вжимаясь в стенку - чтоб не дай Бог не разбудить кого-то.
**************************************************************************************************
Когда я вырасту, я отращу волосы, разберу наконец стол, научусь спать по ночам.
Построю личную жизнь, заведу собаку, рыжую, толстую, кличка - Рекс.
Научусь шить, читать сидя, спать, гасить за собой свет,
Причесывать волосы, ходить изящно, носить пальто.
Я больше не буду маленькой, которой всё можно, и ничего нельзя
Которую все любят, но никто не принимает всерьез.
Я буду взвешивать слова на аптечных весах
И выдавать только тем, кто достоин таких чудес.
Когда я вырасту, я поделю день на двадцать четыре часа,
Мне не будет всегда-всегда всего не хватать.
Куплю очки и туфли на каблуках, узнаю, что такое тени для глаз.
Собака хочет гулять, а ребенок - есть, плакать, сказку и на горшок.
А я хочу жить на коврике на полу,
Прислушиваться к скрипу входных дверей,
Хотя она всё равно никогда не придет
Она забыла город, время и ключ,
С тех пор, как она выросла.
**************************************************************************************************
Когда наступает вечер, их становится больше. Они как будто выходят из серых замерзших стен. Какие они несчастные, смешные, помилуй Боже, такие совсем усталые, но гордые вместе с тем. Они шагают по улицам в рваных летних сандалиях, и, кажется, что дорога их никак не придет к концу. Ну, может быть их обидел кто, с любимыми поскандалили... и мокрые ветки с радостью хлещут их по лицу.
Они ужасно лохматые, тоненькие, джинсовые, и кажется, будто воздух их раздавит в единый миг, им бы не пути наматывать - а ноги в тепло засовывать, и газ зажигать под чайником, и прятаться за дверьми. А эти шагают - будто бы шагают по тропке узенькой, отсюда - ни шага в сторону, а то совсем пропадешь. А где-то играет музыка. Ты слышишь - тихонько - музыка, такая смешная музыка, печальная, будто дождь.
Когда наступает вечер - они исчезают в принципе, такие, что смотрят ласково, чуть с жалостью на меня. Они большие и сильные, себя ощущают принцами - так пусть они будут принцами, но не на исходе дня. А я улыбаюсь вечеру, а я расплетаю волосы, пускай они там лохматятся по воротнику плаща. И дождь глядит недоверчиво, рисуя косые полосы на темных оконных впадинах и на забытых вещах. А я-то иду - по струночке, в руках моих - вся вселенная, и шум от шагов - не громче, чем от голоса ящерки. Все выучено - до трещинки, с рождения до взросления,и ясень знакомый бережно коснется моей щеки.
Что ж, всё спокойно и радостно, всё так, как было задумано, а значит можно и к чайнику, к халату, к теплой воде... Ну, пусть я нынче простужена, ну пусть я круглая дура, но... Встречай меня, мой единственный! Я где? Я не знаю, где...
А утром выйдешь - и нету их, джинсовых, мокрых, таинственных, которых согреть, утешить бы, да где их теперь найдешь? А нынче снилось, что кто-то там зовет меня: "Мой единственный..." Я выглянул было в форточку, да слишком уж сильный дождь.
(с) Алечка Изюбр
