Стихотворные строки. | Страница 62 | Альтернативный Форум

Стихотворные строки.

  • Автор темы Автор темы Дафна
  • Дата начала Дата начала
В этом мире немытом
Душу человеческую
Ухорашивают рублём,
И если преступно здесь быть бандитом,
То не более преступно,
Чем быть королём…

Сергей Есенин
 
- Отпусти ты меня, чудовище, дай уйти!
Всё равно сбегу, не вставай на моём пути.
Проползу по скалам, вниз утеку водой,
Ароматом яблочным, вереском, резедой,
Хоть ужом, хоть скользкой жабой, в конце концов…
Почему же ты отворачиваешь лицо?
Надоело быть подлецом?

- Подбери-ка сопли, девочка, где платок?
В одиночку здесь не сможет пройти никто -
Сквозь завалы, щели, оползни, ледники...
Лучше ты себя для рыцаря сбереги.
Ритуал давно отлажен, не нам менять:
Пусть сперва герой в бою победит меня
И спасёт свою прекрасную госпожу.
Вот тогда ступай, красавица, не держу.

Я закрою дверь, поверх наложу печать.
Ей – кричать и плакать, мне – пить остывший чай,
Заливать чужую тайну, гасить пожар.
Приезжал твой рыцарь, милая, приезжал,
У ворот стоял, шатался, дрожмя дрожал,
Киноварью сплёвывал, смахивал липкий пот,
А за ним старуха в чёрном кривила рот,
Хоть и знала, что вот-вот его заберёт.
В королевстве вашем язва, чума и мор,
Не набат по мёртвым воет – вороний хор,
Пепелища – пир для крыс и собачьих стай,
Как гнилой орех, столица внутри пуста.
И пока твой рыцарь, девочка, мог дышать,
Я поклялся привязать тебя, удержать,
Запереть на сто замков, потерять ключи,
Если надо - одурманить и приручить.
Дразнит ноздри терпкий яблочный аромат.
Нынче ночью будет сказочный звездопад,
Мы пойдём вдвоём на башню под россыпь искр,
Ты забудешь всё, что раньше тянуло вниз,
И отдашь тоску и боль золотой звезде.

Слишком тихо... Где ты, девочка? Где ты? Где?!!
(c)
 
"It’s just the poster"
из песни Сюзан Веги

Это рисунок со стороны
некоторые места
в мокром узоре еле видны
хоть линия чиста
свободна а это плен
перечень разных дней
рваный периметр стен
на раме фальшивых огней
чистой страницы сонет
видимость в небо лаз
хочется рифмы - нет
это всего лишь рассказ
зарезали девки выли
криком жутким постылым
необходимость жестокого стиля
мылилась жидким мылом
это всего лишь осколок но
увидишь кривой оскал
прошлое выкинутое в окно
красивый цветной журнал.(с)
 
Гетеро Герда
Антон Прада

Она покрутится на офисном стуле. А я подумаю – где же меня надули, и почему я в этой /её/ нирване. А не лежу в своей белой ванне, не набираю номер красноволосой Маши или печально молчащей Татьяны. Что гипно/тизирует свою Моторолу. /ну позвони мне/ а Гетеро Герда бескалорийную пепсиколу из полосатой трубочки. И все её родинки – треугольники – точки. Помнят глаза мои. Наизусть.
Я говорю:
-Тебе вредно.
Она говорит:
- Ну и пусть.
И убирает зА ухо белые волосы. И убирает с зеркала запросто 2 взлётные полосы. И говорит мне:
- Будешь?
А у меня вместо глаз плаксивый цветной экранчик. Написано-
Герда, ты меня любишь?
Она говорит, что да.
Думает – нет.
А я погряз в её Victoria`s Secret. Ведь в её венах бегут те самые 220. Кто ещё может так улыбаться. Чтобы земля подо мною треснула. Она говорила, что главное - умереть весело. И вешалась мне на шею, мечтая повеситься на моём галстуке. А её руки грею. В этом застывшем августе. И он немного отдаёт золотом. Она говорила мне:
- В моих снах не страшно. Там, знаешь, просто чертовски холодно.
Она посылала принцев. Встречала меня в моих джинсах. И говорила:
- Всё хорошо, ведь, правда?
Я говорил, что да.
Думал, что нет.
Я выключал свет, и она молча смотрела вверх. В её зеркалах шёл снег. Ей снился один маленький человек. И этим снам не суждено сбыться/ ему не дано родиться. Он приходил и гладил на животе её шрам. И говорил ей Привет, Мам!
Она зубами во сне рвала наволочки, вставала, искала спички. И жгла на кухне медкарточки. Я открывал все форточки, пока она кашляла в ванной. Она клялась покончить с нирваной. Нирвана клялась, что покончит с Гердой.
-------------------------------------------------------------------------------------------------------
А эти 2 веточки вербы. Напоминают Герде. Про одну маленькую замёрзшую девочку. Она сказала ей:
- Тётя, дай денежку? Я знаю, почему ты не спишь
Ночью
 
Одно из самых моих любимых стихотворений:

Солнце держит состраданье
но как слишком высоко вскинутый факел
и диск его прочерчивает реактивные выхлопы
и ракеты прыгают словно жабы,
а парни достают карты
и втыкают булавку за булавкой в луну,
старый зелёный сыр,
там жизни нет,а на земле слишком много:
наши немытые индийские мальчики
сидят скрестив ноги,играют на дудках,
животы их ввалились от голода,
а змеи вьются в бесплодном воздухе
как прекрасные женщины,
ракеты прыгают,
ракеты прыгают словно зайцы,обгоняя устаревшие пули,
собак и тяжёлую поступь;
китайцы как и прежде вырезают по яшме,
тихо набивают рисом свой голод,
свой тысячелетний голод,
молятся лиловому богу
который курит,смеётся
и тычет им в глаза пальцами,
ослепляя,как то свойственно богам;
но ракеты готовы:мир почему-то больше не бесценен;
сумашествие кружит в нелепом дрейфе,
словно водяные лилии на пруду,
художники рисуют,обмакивая кисти в красное,зелёное и жёлтое,
поэты складывают вирши о своём одиночестве,
музыканты как всегда голодают,
а писатели бьют мимо цели,
в отличие от пеликанов и чаек,
пиликаны пикируют,ныряют
и взмыват ввысь,вытряхивая из клювов
оглушённую полумёртвую
радиоактивную рыбу,
честное слово,набегающие волныоставляют на скалах слизь;
молния с грохотом разрезает квадрат окна,
и в миллионе комнат
лежат пары,переплетённые,потерянные
и больные как мир во всём мире;
для художников небо вспыхивает красным и оранжевым,
а для влюблённых раскрываются цветы
так же как и всегда раскрывались,
но покрытые тонким слоем ракетной и грибной пыли,
пыли ядовитых грибов;плохое время,
тошное время-занавес,
третий акт,билеты только входные,
снова полный АНШЛАГ,АНШЛАГ,АНШЛАГ,
ради бога,кого-то и чего-то,
ракет,генералов и лидеров,поэтов,
врачей,комедиантов,производителей супа,
янусоликих торгашей собственной неуклюжестью;
теперь мне видны зараженные поля,
чёрные и блестящие,как антрацит
случалось ли это прежде?может,
история-замкнутый круг,
сон,кошмар,
сон генерала,сон президента,
сон диктатора...
Разве нельзя проснуться?
или силы жизни превосходят нас?
Разве нельзя проснуться?неужели,
дорогие друзья,мы всегда
должны умирать во сне?

Чарльз Буковски "Солнце держит состраданье"
 
Вера Полозкова

Прежде, чем заклеймить меня злой и слабой, -
Вспомнив уже потом, по пути домой –
Просто представь себе, каково быть бабой –
В двадцать, с таким вот мозгом, хороший мой.
Злишься – обзавелась благодарной паствой,
Кормишь собой желающих раз в два дня?
Да. Те, кто был любим – ни прощай, ни здравствуй.
Тем, кто остался рядом – не до меня.
С этой войной внутри – походи, осклабясь,
В сны эти влезь – страшней, чем под героин,
После мужчин, - да, я проявляю слабость, -
Выживи, возведи себя из руин,
Пой, пока не сведет лицевые мышцы,
Пой, даже видя, сколько кругом дерьма.
Мальчик мой, ты не выдержишь – задымишься,
Срежешься, очень быстро сойдешь с ума.
Нет у меня ни паствы, ни слуг, ни свиты.
Нет никаких иллюзий – еще с зимы.
Все стало как обычно; теперь мы квиты.
Господи,
Проапгрейди и вразуми.

---------- Добавлено в 23:13 ---------- Предыдущее сообщение было написано в 16:51 ----------

Вера Полозкова. "Поговорить".

Суть не в том, чтоб не лезть под поезд или знак «не влезай – убьет». просто ты ведь не нео – то есть, не вопи потом, как койот. жизнь не в жизнь без адреналина, тока, экшена, аж свербит – значит, будет кроваво, длинно, глазки вылезут из орбит. дух захватывало, прохладца прошибала – в такой связи, раз приспичило покататься, теперь санки свои вози. без кишок на клавиатуру и истерик по смс – да, осознанно или сдуру, ты за этим туда и лез.
ты за этим к нему и льнула, привыкала, ждала из мглы – чтоб ходить сейчас тупо, снуло, и башкой собирать углы. ты затем с ним и говорила, и делила постель одну – чтобы вцепляться теперь в перила так, как будто идешь ко дну. ты еще одна самка; особь; так чего поднимаешь вой? он еще один верный способ остро чуять себя живой.
тебя что, не предупреждали, что потом тошнота и дрожь? мы ж такие видали дали, что не очень-то и дойдешь. мы такие видали виды, что аж скручивало в груди; ну какие теперь обиды, когда все уже позади. это матч; среди кандидаток были хищницы еще те – и слетели; а с ним всегда так – со щитом или на щите.
тебе дали им надышаться; кислородная маска тьмы, слов, парфюма, простого шанса, что какое-то будет «мы», блюза, осени, смеха, пиццы на садовой, вина, такси, - дай откашляться, бог, отпиться, иже еси на небеси, - тебя гладили, воскрешая, вынимая из катастроф, в тебе жили, опустошая, дров подкидывая и строф; маски нет. чем не хороша я, ну ответь же мне, боже мой, – только ты ведь уже большая, не пора ли дышать самой.
бог растащит по сторонам нас; изолирует, рассадив. отношения как анамнез, возвращенья – как рецидив.
что тебе остается? с полки взять пинцетик; сядь, извлеки эти стеклышки все, осколки, блики, отклики, угольки. разгрызи эту горечь с кофе, до молекулок, до частиц – он сидит, повернувшись в профиль, держит солнце между ресниц. он звонит, у него тяжелый день – щетину свою скребя: «я нашел у скамейки желудь, вот, и кстати люблю тебя». эти песенки, «вот теперь уж я весь твой», «ну ты там держись».
все сокровища. не поверишь, но их хватит тебе на жизнь.
 
Последнее редактирование:
Егор Карпов

Я просто плыву на спине
И ветки мне лижут лицо.
Вверху, в золотой вышине
Пелена перьевых облаков.

Отныне я не курю
И не нуждаюсь в вине,
Я больше жизни люблю
Вот так вот плыть на спине.

Птицы с деревьев кричат,
Но я на них не сержусь -
- Им трудно, наверно, понять
Мою просветленную грусть.

Ну как мне им объяснить,
Что выбрав теченье свое
Нам больше не нужно рулить,
Чтобы все было путем?

Мне стало совсем по себе,
Я соединился с рекой,
Я просто плыву на спине
И облако глажу рукой...
 
осень опять надевается с рукавов,
электризует волосы - ворот узок.
мальчик мой, я надеюсь, что ты здоров
и бережёшься слишком больших нагрузок.
мир кладёт тебе в книги душистых слов,
а в динамики - новых музык.

город после лета стоит худым,
зябким, как в семь утра после вечеринки.
ничего не движется, даже дым;
только птицы под небом плавают, как чаинки,
и прохожий смеется паром, уже седым.

у тебя были руки с затейливой картой вен,
жаркий смех и короткий шрамик на подбородке.
маяки смотрели на нас просительно, как сиротки,
море брызгалось, будто масло на сковородке,
пахло темными винами из таверн;

так осу, убив, держат в пальцах - "ужаль. ужаль".
так зареванными идут из кинотеатра.
так вступает осень - всегда с оркестра, как фрэнк синатра.

кто-то помнит нас вместе. ради такого кадра
ничего,
ничего,
ничего не жаль.
(с)



никого в списке, мама
одни пропуски
никакой речи, мама
кроме горечи
из-под ботинок зияют пропасти
из-под ладоней уходят поручни

вот как шелестит моя тишина, как гюрза, вползая
вырастает, инеем намерзая
нервная и чуткая, как борзая
многоглазая
вся от дыма сизая, будто газовая
это только казалось, что всё звучит из тебя, ни к чему тебя не обязывая
а теперь твоя музыка – это язва,
что грызёт твое горло розовое,
ты стоишь, только рот беспомощно разевая
тишина сгущается грозовая

никакой речи, мама, кроме горечи
чья это ночь навстречу,
город чей
что ж тебе нигде не поётся,
только ропщется
только тишина над тобой смеется,
как дрессировщица

музыка свивалась над головой у тебя как смерч, она
была вечная
и звучала с утра до вечера
к людям льнула, доверчивая
вся просвечивала
радуги над городом поднимала
круги вычерчивала
никакого толка в ней
кроме силы тока в ней
только в ней
ты глядел счастливей,
дышал ровней
не оставила ни намёка, ни звука, ни знака
сдёрнули с языка
погасили свет в тебе
кончилась
музыка

ни одной ноты, мама
ну, чего ещё
никакой речи, мама
кроме горечи
тишина подъезжает, сигналит воюще
вяжет ручки да и пускает с горочки

«ладно, - говоришь ты себе, - кошелёк, чемодан, вокзал
я и не такое видал, я из худшего вылезал
бог меня наказал
меня предал мой полный зал
но я все доказал
я все уже доказал»

знаю, знаю, дружище, куда ты катишься
повседневность резко теряет в качестве
жизнь была подруга, стала заказчица
все истории всемогущества так заканчиваются
по стаканчику
и сквозь столики пробираться к роялю, идти-раскачиваться
делать нечего,
обесточенный
варишь хрючево
ищешь торчево
ставишь подписи неразборчиво
деньги скомканы, кровь испорчена
даже барменша морду скорчила

«как же ты меня бросила, музыка дорогая
шарю по карманам, как идиот, и ящики выдвигаю
все пытаюсь напеть тебя, мыщцу каждую напрягая,
но выходит другая
жуткая и другая

знала бы ты, музыка, как в ночи тишина сидит по углам
и глядит, проклятая,
не мигая»
(с)
 
Прямой разговор.
Боль свою вы делите с друзьями,
Вас сейчас утешить норовят,
А его последними словами,
Только вы нахмуритесь,бранят

Да и человек ли,в самом деле,
Тот,кто вас придя,околдовал.
Стал вам близким через две недели,
Месяц с вами прожил и удрал.

Вы встречались,дорогая,с дрянью.
Что ж нам толковать о нём сейчас?!
Дрянь не стоит долгого вниманья.
Тут важнее говорить о вас.

Вы его любили?Неужели?
Но полшага-разве это путь?!
Сколько вы пудов с ним соли съели?
Как успели в душу заглянуть?

Что вы знали,ведали о нём?
То,что у него есть губы,руки,
Комплимент,цветы,по моде брюки-
Вот и всё пожалуй в основном.

Что б там ни шептал он вам при встрече,
Как возможно с гордою душой
Целоваться на четвёртый вечер
И в любви признаться на восьмой?!

Пусть весна,пускай улыбка глаз...
Но ведь мало,мало две недели!
Вы б сперва хоть разглядеть успели,
Что за руки обнимают вас!

Говорите,трудно разобраться,
Если страсть.Допустим,что и так.
Но ведь должен чем то отличаться
Человек от кошек и дворняг?

Но ведь чувства тем и хороши,
Что горят красиво,гордо,смело.
Пусть любовь начнётся,но не с тела,
А с души,вы слышите,-с души!

Трудно вам.Простите.Понимаю,
Но сейчас вам некого ругать.
Я ведь это не мораль читаю
Вы умны,и вы должны понять:

Чтоб ценили вас,и это так,
Сами цену впредь себе вы знайте,
Будьте горделивы.Не меняйте
Золото на первый же медяк!!!
Эдуард Асадов
 
кольцевые дороги рая
Я танцую тебя умело /соглашаюсь на комментарий
старых штор за тяжёлой дверью/
Мне давно уж пора в гербарий,
а я что-то ещё мурлычу,
пыль стираю с твоих сложений
стихотворных
и, между делом, принимаю удары слева,
а пора бы забросить невод
в океан непристойных истин,
мне в лицо стаи тухлых листьев,
пожелтевшие от потерь…

И не жаль октября мне в банке
под закатанной крышкой ночи,
я гримасничаю, а впрочем,
ты бы тоже - рот до ушей..
[кстати уши, по новой версии, за любовь под хмельную скуку
рубит грозный Гоген на празднике в переделке Ван Гогу-другу]

Не подумай, я не пытаюсь собирать твои первоцветы,
я сама-то вчера едва ли находила на всё ответы.
Мёртвых раций сигналы сбились
и молчат в ожиданье снега,
помнишь, мы откупались бегом
по каёмке цветного неба
и хромали за мотыльками,
затерявшимися под сводом,
поздравляла тебя собою,
как знакомые с Новым годом.

И сошёлся свет нынче клином,
хоть твердят, что ещё не сроки,
ты отдашься в чужие руки,
я себя проиграю в покер,
если вдруг
перестану сниться, если вдох перекроет выдох, если выдох не сможет сбыться

……………………………………хотя знаешь…какая разница,

ведь куда бы я не спешила
кольцевые дороги рая
....................непременно
...............ведут
в твою пятницу
(с)
 
ТЕБЕ

Откуда же берется эта нежность?
Среди морщин души горячие ключи
В твоих глазах я вижу бесконечность
То день безоблачный, то таинство ночи…

Твои слова да Богу в уши
Что вечен я в наследии своем
Весь этот мир, прекрасный и колючий
Имеет смысл........-
Если я в тебя влюблен...
(c) Лесьяр
 
Евгений Евтушенко
ПРОЛОГ

Я разный -
я натруженный и праздный.
Я целе-
и нецелесообразный.
Я весь несовместимый,
неудобный,
застенчивый и наглый,
злой и добрый.
Я так люблю,
чтоб все перемежалось!
И столько всякого во мне перемешалось
от запада
и до востока,
от зависти
и до восторга!
Я знаю - вы мне скажете:
"Где цельность?"
О, в этом всем огромная есть ценность!
Я вам необходим.
Я доверху завален,
как сеном молодым
машина грузовая.
Лечу сквозь голоса,
сквозь ветки, свет и щебет,
и -
бабочки
в глаза,
и -
сено
прет
сквозь щели!
Да здравствуют движение и жаркость,
и жадность,
торжествующая жадность!
Границы мне мешают...
Мне неловко
не знать Буэнос-Айреса,
Нью-Йорка.
Хочу шататься, сколько надо, Лондоном,
со всеми говорить -
пускай на ломаном.
Мальчишкой,
на автобусе повисшим,
Хочу проехать утренним Парижем!
Хочу искусства разного,
как я!
Пусть мне искусство не дает житья
и обступает пусть со всех сторон...
Да я и так искусством осажден.
Я в самом разном сам собой увиден.
Мне близки
и Есенин,
и Уитмен,
и Мусоргским охваченная сцена,
и девственные линии Гогена.
Мне нравится
и на коньках кататься,
и, черкая пером,
не спать ночей.
Мне нравится
в лицо врагу смеяться
и женщину нести через ручей.
Вгрызаюсь в книги
и дрова таскаю,
грущу,
чего-то смутного ищу,
и алыми морозными кусками
арбуза августовского хрущу.
Пою и пью,
не думая о смерти,
раскинув руки,
падаю в траву,
и если я умру
на белом свете,
то я умру от счастья,
что живу.
 
лучший повод
Нет…я ничего не испорчу, больше того- расправлюсь с тучами,
мы пытаемся что-то петь, не хлебавши солода,
я толкую себе, что я буду твоим лучшим поводом,
а ты говоришь, что нет повода верить в лучшее,
потому что всё лучшее либо случилось, либо не с нами,
а, если и с нами, то почему-то закрытыми
переломами нежности, кем-то сверху забытые,
и я опять балансирую между крышей и снами.
Мы выдёргиваемся из толпы, не теряя при этом сноровки,
можем споткнуться, упасть, но не сдаться,
коралловые, подаренные тобой, имеют способность рваться,
а я старательная, я по горошине их на верёвку
моих сумасшествий, что в рассвет гордо реют,
и, если кто-то из них может мыть стёкла уксусом,
то я умею целовать тебя с амарантовым привкусом,
во всяком случае, ты говорил, что так никто не умеет.
Тебя много, а зим тем временем слишком мало
и как-то безрадостно сыпет за шиворот белый,
вот тут бы в самую масть срифмовать что-то со словом «смелый»,
да только смелости на разок-то осталось.
Да и та трепещит, коматозит стаканово,
мы на разминке в «Последнем танго…» у Бертолуччи,
я буду считать, что я- повод твой всё-таки лучший,
а ты будешь считать до пяти, а потом всё заново.


Амарантовый- оттенок красного.
(c)
 
***
Любовь это такое чуство
кагда 2 сердца не разлучны
и расстоянье не помеха
для двух сердец прекрасней нет
кагда родной твой человек
тебя любовью осыпает
и без помех он принимает
твою любовь и твой совет

помнишь?
мы с тобой пытались соченить стих
я к твоей части рифму придумала небольшую
надеюсь тебе понравица..Твоя ленка)
(как вспомню муражки :( )
 
Любимое...
У тебя характер прескверный,
И глаза уже не так хороши.
Взгляд неискренний,и наверно,
Даже вовсе и нет души.

И лицо у тебя,как у всех,
Для художника-не находка.
Плюс к тому-цыплячья походка
И совсем некрасивый смех.

И легко без врачей понять,
Что в тебе и сердце не бьётся.
Неужели чудак найдётся,
Что начнёт о тебе страдать?

Ночь,подмигивая огнями,
Тихо кружится за окном,
А портрет твой смеётся в раме
Над рабочим моим столом.

О,нелепое ожиданье!
Я стою перед ним...курю...
Ну приди хоть раз на свиданье!
Я же от злости так говорю!=)
 
***

как много тех, с кем можно лечь в постель
как мало тех, с кем хочется проснуться
и жизнь нас крутит словно карусель
сдвигая, будто при гадании на блюдце
мы мечемся: работа...быт...дела
кто хочет слышать - все же должен слышать
а на бегу - заметишь лишь тела
остановитесь... чтоб увидеть душу
мы выбираем сердцем - по уму...
порой боимся на улыбку - улыбнуться,
но душу открываем лишь тому
с которым и захочется проснуться...(С)
 
Барби Лайф. Антон Прада.

Их делали вроде
На одном и том же заводе. И они мерили улицы. В этом пластмассовом городе. Когда в жару или в ноябрьском холоде. Их поднимали пластмассовые будильники. И они лезли утром в свои холодильники за нарисованной пиццей и умывались водою из целлофана. Поглядывая на маленькие экраны, где снова те же телеведущие (такие прямостоящие/такие красиво идущие) знали всё – всё их будущее. И за копейки сущие им продавали улыбки без равнодушия (здесь ровно 32 зуба видишь?) и с этих кем – то заботливо склеенных крыш. Ты не увидишь ласточек.
У местных пластмассовых девочек:
Руки на ниточках,
Ноги на ниточках,
Звёздочки на липучках.
Они потягивают невидимую шипучку. Шагая важно в огнях реклам. И чьи – то руки ведут их к открытым кинотеатрам, вычурно – глаженым франтам, потенциальным мужьям. И кто – то вложит в их головы Барби – план:
- Родиться, как все, жить, как все, умереть, как все.
- Встречать своё утро во всей красе, и чистить зубы пластмассовой пастой, по воскресеньям посещать паству. (ну потому что ты склеишь ласты, а что потом 1) ну кто его знает 2) ну мало ли)
- Копить всю жизнь на Бали.
- Всем говорить «пожалуйста», «вы так любезны», « вы так добры»
- Работать на Барби – фабрике, и зарабатывать Барби – доллары.
- Не забивать мыслями голову.
- Всем улыбаться, когда покупаешь в IKEA скатерти.
-Родить после ВУЗа.
-Клянусь не быть никогда старой матерью.
- Я после шести не ем.
- Я после шести не пью.
- Я Барби, клянусь быть Барби, производить Барби.
И верить только в American Dream.
Где всё так звёздочно, и красным по белому разлиновано.
----------------------------------------------------------------------------------
Она останется для вас школьным клоуном. Со всех сторон затонированным и зашнурованным. С зашитым ртом. На всякой ерунде повёрнутой. И она будет стоять на цыпочках, и будет казаться вздёрнутой, чтоб было всё видно, чтоб было, что обсудить в курилке. И как её грузят ангелы на носилки. И как она гуляет пьяная по мостам. Вас. Нет. Там. И это её так радует. Она поднимается, снова падает, пытаясь попасть в замочную скважину. Она пере/делана, недо/плакала, пере/крашена. И пере/думала быть как вы. Увы. Ведь это не её улицы, и не улыбки, не глянцевые фигуры. Она для вас навечно останется дурой, за её стенкой по слухам спит фюрер, а по ночам из глаз её сыпят искры.
Она плетётся по городу с полной канистрой, и она больно бьёт её по ногам. Она волочит кеды мимо витрин/реклам, не видит пластмассовых лиц. Её причислили к лику самоубийц, она причащалась Мартини Россо. Вокруг неё люди – смайлы, Барби – бойз и люди – знаки – вопроса. Она чертыхается не своим голосом, переворачивает на вас канистру. За её стенкой по слухам спит фюрер, а по ночам из глаз её сыпят искры.
И это всё, что у неё есть. Красный потёртый Cricket, бензин Аи 96.
И она просто не хочет быть Барби.
-------------------------------------------------------
Я Барби, клянусь быть Барби, производить Барби
 
снег непременно синим
Можно всё повторить и начать сначала,
можно сказать всё то, о чём промолчала,
можно смолчать всё то, что напрасно сказано,
можно чертить всё чёткими, а не смазанным,
небо рябит ночное, где смерть подтёками
капает ниц о землю и водостоками
утро уносит краски пурпурно-стылые,
я разукрашу снег непременно синими
или же…[нет, наверное, терраКОТовым]
Именно в январе мне охота выть
от не цветенья в стужу семейства крокусных,
от расстояний долгих, отнюдь не фокусных,
словно бездомный пёс, я топчусь перронами,
мой пасадобль-жизнь на раз-два вагонами,
от грустно-серых мыслей в цветных автобусах
там, где душа укрыта в чертёжных тубусах
плюс на скрижалях сердца насечки пошлого,
мне симпатичен вдох без возврата к прошлому.
Я не красотка Гебельс, что кличут Магдою
и не стремлюсь, чтоб сны мои стали правдою.
Кто я тебе, скажи? Вот и я – не ведаю,
тихо, как тень отца, за тобою следую,
ноги сбиваю в кровь и ночую крышами.
Господи, я ж всерьёз запасаюсь лыжами,
чтоб, когда позовёт поспешить сугробами
и прикрепить себя к его жизни скобами.
Дай же слепому дар – пульсом чуть биение,
может я не под стать молодому гению?!
Может быть это я притворяюсь сильною,
зря разбавляю грог в ночь дорогой пыльною.
Страшно смотреть кино, где я буду лишняя,
видимо пятый туз в рукаве Всевышнего.
Руку давай и вместе по шатким л_и_н_и_я_м

Даже, коль на плече твоём будет лилия.
(с)
 
Здравствуй

Алые рассветы, темные ночки встречаем по одиночке. ловим за крылья бабочку, чтоб улетела в форточку, чтоб о стекло не билась. я за нее молилась, честно сказать, не меньше, чем за тебя. пальцы переламывая и дробя свои мысли на гребанные sms. теряется суть и вес в письмах, написанных по деньгам. вместо "я никому тебя не отдам" я пишу всего только "здравствуй". линии рук - ужасной немецкой свастикой растекаются от ответных вибраций. ты мне отвечаешь "здравствуй" и никаких знаков. меня - наизнанку, навылет, наотмашь, наперебой. и предельно хочется быть с тобой самой открытой из всех прекрасных, а хватает только на "здравствуй" и касанье ладони, тыльной частью по твоей правой щеке. пухлые губы искрятся на уголке и готовы вывернуться в улыбку. под ребрами, слева свербит так, что вырвется и взлетит.
ты - одно из моих светил, я - одна из твоих крылатых. крылья давно запрятаны под самый теплый из джемперов. ты поднимаешь бровь, смотришь так, что все нервы лопаются и кипят. твои карие меня клеймят до того, что хочется сдохнуть /на твоих руках./ пеплом седым оседая на облаках и падая вниз - дождем. праздники не вдвоем, завтраки без тебя, бусы пальцами теребя, столик на одного.
мне бы в питерский сквот, чтобы вид из окна: облака, как реклама аэрофлота, провода натянутые под ними. только бы эта осень на горло не наступила.
(С)
 
Назад
Верх Низ