F
FEANOR
НЛО опубликовал
Каннибализм как признак культурности
В Касселе продолжается процесс над каннибалом Армином Майвесом, который, как предполагается, завершится не раньше конца января. Суд выслушал показания последних свидетелей, рассказавших, как они, став кандидатами на съедение, избежали этой участи - к их великому сожалению. Они подтверждают, что программист из Германии имеет мало общего с типичным серийным убийцей-антропофагом, таким, например, каким был русский Чикатило. На сей раз мы можем действительно говорить о каннибализме, говорит Мондер Килани, профессор Института антропологии и социологии Лозаннского университета.
- В чем разница между Армином Майвесом и психопатом-антропофагом а-ля Ганнибал Лектер?
- Здесь речь не идет о спонтанном, тайном, совершаемом в уединении акте серийного убийцы. Это поступок, спланированный чуть ли не публично, возведенный в ритуал и в значительной мере обоюдный: этот человек дал соответствующее объявление в интернете, на него откликнулось немало добровольных партнеров, а жертва разделила с ним трапезу в виде куска собственного тела. Более того, германский людоед отверг нескольких кандидатов, дав тем самым понять, что не будет поедать первого встречного. Здесь мы явно близки к традиционному обряду людоедства, который предполагает интерактивные отношения между едоком и поедаемым.
- Каков смысл этого акта в традиционных обществах?
- Поедая себе подобного, ты обретаешь его качества, его ценности, его храбрость. Того, кого едят, любят и ненавидят, но, конечно, его личность берется в расчет: кого попало не едят. Другого едят потому, что когда-то он сам съел кого-то из наших предков: качества, которые мы приобретаем, питаются качествами предков, съеденных теми, кого мы собираемся съесть. Это не уничтожение другого человека: это ритуал, передающийся из поколения в поколение. Впрочем, когда каннибализм не носит чисто символического характера, этот акт является редким: в принципе поедать себе подобного - табу; чтобы нарушить его, за разрешением обращаются к богам.
- Какое отношение имеет Армин Майвес к этим ритуалам далеких эпох?
- О поступке этого человека как таковом мне трудно судить: свое слово должен сказать психиатр. Но я могу констатировать, что этот акт нас завораживает. Причина, я думаю, состоит в том, что каннибальские импульсы прочно присутствует в нашей культуре и структурируют наше воображение. Почитайте сказки и мифы, начиная с "Красной Шапочки", вспомните о языке влюбленных, а также о христианстве.
- Вы имеете в виду евхаристию?
- Да. Одно из главных разногласий между протестантами и католиками возникло в XVI веке: первые обвиняли вторых в идолопоклонстве на том основании, что во время мессы правоверные должны есть тело Христа. Это была эпоха, когда Европа открывала для себя "дикарей-каннибалов" Нового Света, а полемика разгорелась как раз в Бразилии - стране, по соседству с которой проживали эти "варварские" народы. Я думаю, что каннибальский фантазм (образное представление, возникающее без реального раздражителя. - Прим. ред.) универсален.
- По мнению психиатров, вся разница состоит в том, что отделяет фантазм от перехода к реальному акту. Что скажет по поводу этой разницы антрополог?
- Он скажет, что в некоторых обществах каннибализм явно не является симптомом нарушения регламентации, ибо он сам регламентирован и социально, и в религиозном плане: это в высшей степени культурный акт. Антрополог, как и психиатр, не судит о том, хорошо это или плохо. Для него важно, в данном случае, пояснить, что людоедство - это не то, чем его представляют, это не акт чистого дикарства, борьба с которым послужила оправданию истребления населения Нового Света.
- Но ведь убивают людей! Как вы, специалист по каннибализму, решаете для себя лично эту моральную проблему?
- В каннибализме меня интересует то, в какой мере он помогает понять мое собственное общество, в том числе его разрушительный потенциал: мы не так уж далеко ушли от каннибализма. Вспомним, что народы Нового Света, которых Христофор Колумб называл "каннибалами", были открыты в тот момент, когда по Европе катились войны, сопровождавшиеся невероятными жестокостями. Именно поэтому Монтень считал более варварским "поедать человека живьем, чем съесть его мертвым". В частности, знаменитый писатель указывал пальцем на акты настоящего каннибализма, имевшие место во время войны между католиками и протестантами.
Если говорить о более близких к нам временах, то я могу констатировать: несмотря на все разговоры о морали и разуме, мы продолжаем вести истребительные войны. Каннибал менее жесток. Он говорит: я тебя съем по такой-то причине и таким-то образом. Так кто же в большей степени варвар?
В Касселе продолжается процесс над каннибалом Армином Майвесом, который, как предполагается, завершится не раньше конца января. Суд выслушал показания последних свидетелей, рассказавших, как они, став кандидатами на съедение, избежали этой участи - к их великому сожалению. Они подтверждают, что программист из Германии имеет мало общего с типичным серийным убийцей-антропофагом, таким, например, каким был русский Чикатило. На сей раз мы можем действительно говорить о каннибализме, говорит Мондер Килани, профессор Института антропологии и социологии Лозаннского университета.
- В чем разница между Армином Майвесом и психопатом-антропофагом а-ля Ганнибал Лектер?
- Здесь речь не идет о спонтанном, тайном, совершаемом в уединении акте серийного убийцы. Это поступок, спланированный чуть ли не публично, возведенный в ритуал и в значительной мере обоюдный: этот человек дал соответствующее объявление в интернете, на него откликнулось немало добровольных партнеров, а жертва разделила с ним трапезу в виде куска собственного тела. Более того, германский людоед отверг нескольких кандидатов, дав тем самым понять, что не будет поедать первого встречного. Здесь мы явно близки к традиционному обряду людоедства, который предполагает интерактивные отношения между едоком и поедаемым.
- Каков смысл этого акта в традиционных обществах?
- Поедая себе подобного, ты обретаешь его качества, его ценности, его храбрость. Того, кого едят, любят и ненавидят, но, конечно, его личность берется в расчет: кого попало не едят. Другого едят потому, что когда-то он сам съел кого-то из наших предков: качества, которые мы приобретаем, питаются качествами предков, съеденных теми, кого мы собираемся съесть. Это не уничтожение другого человека: это ритуал, передающийся из поколения в поколение. Впрочем, когда каннибализм не носит чисто символического характера, этот акт является редким: в принципе поедать себе подобного - табу; чтобы нарушить его, за разрешением обращаются к богам.
- Какое отношение имеет Армин Майвес к этим ритуалам далеких эпох?
- О поступке этого человека как таковом мне трудно судить: свое слово должен сказать психиатр. Но я могу констатировать, что этот акт нас завораживает. Причина, я думаю, состоит в том, что каннибальские импульсы прочно присутствует в нашей культуре и структурируют наше воображение. Почитайте сказки и мифы, начиная с "Красной Шапочки", вспомните о языке влюбленных, а также о христианстве.
- Вы имеете в виду евхаристию?
- Да. Одно из главных разногласий между протестантами и католиками возникло в XVI веке: первые обвиняли вторых в идолопоклонстве на том основании, что во время мессы правоверные должны есть тело Христа. Это была эпоха, когда Европа открывала для себя "дикарей-каннибалов" Нового Света, а полемика разгорелась как раз в Бразилии - стране, по соседству с которой проживали эти "варварские" народы. Я думаю, что каннибальский фантазм (образное представление, возникающее без реального раздражителя. - Прим. ред.) универсален.
- По мнению психиатров, вся разница состоит в том, что отделяет фантазм от перехода к реальному акту. Что скажет по поводу этой разницы антрополог?
- Он скажет, что в некоторых обществах каннибализм явно не является симптомом нарушения регламентации, ибо он сам регламентирован и социально, и в религиозном плане: это в высшей степени культурный акт. Антрополог, как и психиатр, не судит о том, хорошо это или плохо. Для него важно, в данном случае, пояснить, что людоедство - это не то, чем его представляют, это не акт чистого дикарства, борьба с которым послужила оправданию истребления населения Нового Света.
- Но ведь убивают людей! Как вы, специалист по каннибализму, решаете для себя лично эту моральную проблему?
- В каннибализме меня интересует то, в какой мере он помогает понять мое собственное общество, в том числе его разрушительный потенциал: мы не так уж далеко ушли от каннибализма. Вспомним, что народы Нового Света, которых Христофор Колумб называл "каннибалами", были открыты в тот момент, когда по Европе катились войны, сопровождавшиеся невероятными жестокостями. Именно поэтому Монтень считал более варварским "поедать человека живьем, чем съесть его мертвым". В частности, знаменитый писатель указывал пальцем на акты настоящего каннибализма, имевшие место во время войны между католиками и протестантами.
Если говорить о более близких к нам временах, то я могу констатировать: несмотря на все разговоры о морали и разуме, мы продолжаем вести истребительные войны. Каннибал менее жесток. Он говорит: я тебя съем по такой-то причине и таким-то образом. Так кто же в большей степени варвар?
